Драконы зимней ночи - Страница 39

Когда же они достигли наконец противоположного берега и, выбравшись из лодки, начали выгружать вещи – истлевшие канаты оборвались, и быстрое течение мигом утащило лодочку прочь. И тут же погасли последние отсветы зари. Ночь сомкнулась над Сильванести. И какая ночь! В небе не было ни облачка, но почему-то не было видно и звезд. А также и лун – ни серебряной, ни алой. Свет исходил лишь от реки – призрачное, мертвенное сияние дрожало над нею…

– Посвети посохом, Рейстлин, – сказал Танис. Голос неестественно громко отдался в мертвой тишине, царившей в лесу. Даже могучий Карамон невольно поежился…

– Ширак, – приказал Рейстлин, и хрустальный шарик, зажатый в золотой лапке дракона, вспыхнул огнем. Но и этот свет был бледен и холоден и, казалось, не освещал ничего – лишь странные золотые глаза мага с их зрачками в форме песочных часов.

– Надо идти в лес, – сказал Рейстлин, и голос его дрогнул. Спотыкаясь, побрел он в темную чащу.

Остальные еще какое-то время молча, не двигаясь, стояли на берегу. Им было страшно. И в особенности потому, что явных причин для страха вроде бы и не было. Казалось, волны ужаса испускала сама земля под ногами, и ужас вливался в их тела, заставляя подгибаться колени, впиваясь в мозг, обессиливая тело и дух…

Страх, – но перед чем? Они были одни, совершенно одни. Некому и нечему было пугать их. Но это-то ничто и навевало на них ужас, какого они еще ни разу в жизни не знали.

– Рейстлин прав, – с величайшим трудом, стуча зубами, выговорил Танис. – Нам… н-надо в лес… найти к-какое-нибудь уб-бежище… Идемте за Рейстлином!

Трясясь всем телом, он шагнул вперед, понятия не имея, последовал ли за ним кто-нибудь, и не особенно заботясь об этом. Он слышал, как за его спиной всхлипывала Тика, а Золотая Луна пыталась молиться, но губы не слушались. Он слышал, как Карамон просил брата остановиться и подождать их, как вскрикнул от ужаса Речной Ветер… но все это не имело никакого значения. Надо было бежать… скорее бежать из этого жуткого места! Туда, где мерцал огоньком Рейстлинов посох…

Кое-как, запинаясь на каждом шагу, он последовал за магом в лес. Но стоило вступить под деревья – и страх окончательно лишил Таниса сил. Он не мог больше сделать ни шагу. Дрожа, он опустился на колени. Потом стал клониться вперед, царапая пальцами землю.

– Рейстлин!.. – надорвал он горло отчаянным воплем.

Но маг ничем помочь ему не сумел. Последним, что видел Танис, был огонек его посоха, медленно, все медленней и медленней падающий наземь – руки Рейстлина, обмякшие, безжизненные, более не могли его удержать…

…Деревья. Прекрасные, удивительные деревья Сильванести. Искуснейшие руки столетиями осторожно и бережно придавали им форму, превращая в произведения искусства. Повсюду кругом Таниса были деревья. Деревья, восставшие против своих садовников. Живые рощи чудес, ставшие рощами ожившего ужаса. Листья их мучительно содрогались, исходя тошнотворным зеленоватым мерцанием…

Танис в ужасе озирался. Много странного и ужасного видел он за свою жизнь, но подобного – еще ни разу. Это зрелище, понял он, было способно свести его с ума. Он лихорадочно крутил головой, но избавления не было. Со всех сторон стояли деревья Сильванести. Измененные самым чудовищным образом.

Казалось, древесные души тщетно рвались наружу из тел-стволов, подвергнутых пытке. Жуткая судорога терзала искореженные ветви. Корчились корни, стараясь вырваться из земли и убежать. Раны стволов обильно кровоточили соком. Шорох листьев был стоном боли и ужаса. Деревья Сильванести плакали кровью.

Куда он попал?.. Сколько времени он здесь находился?.. Танис не знал. Он помнил лишь, как направился к Звездной Башне, видимой сквозь ветви осин. Он шел и шел, и ничто не преграждало ему дорогу. Но потом он услышал, как завизжал от ужаса кендер – словно маленький зверек, подвергнутый жестокой расправе. Тогда он обернулся и увидел, что Тассельхоф указывает на деревья. И Танис тоже посмотрел на них, смутно понимая при этом, что Тассельхофу вроде бы не полагалось тут быть. Но вот появился Стурм, пепельно-серый от ужаса, и Лорана, плачущая в отчаянии, и Флинт, таращивший испуганные глаза.

Танис обнял Лорану, и его руки явственно ощутили ее тело, хотя умом он понимал, что ее здесь не было, и эта мысль заново обдала его жутью…

Но это было еще не все. Из рощи, схожей с узилищем мучимых душ, стали выбегать звери и набрасываться на спутников.

И Танис выхватил меч, собираясь отбиваться, но клинок задрожал в его руке, а взгляд не мог вынести вида животных, изуродованных и словно бы покинутых на разных стадиях неупокоенной смерти, в бесконечной агонии.

А за ними, среди них, уже виднелись мириады эльфийских воинов. Жутко скалились безглазые черепа, беспощадно замахивались по-эльфийски тонкокостные руки, лишенные плоти; в этих руках сверкали мечи, жадно пившие кровь. От прикосновения оружия призраки распадались и исчезали, но раны, нанесенные их мечами, оставались.

Вот Карамон, схватившийся с волком, из тела которого росли шипящие змеи, вскинул глаза – и увидел прямо перед собой мертвого воина-эльфа, замахивавшегося блестящим копьем. Карамон закричал, призывая брата на помощь.

– Аст кираннан кайр Сот-арн, Сух кали Яларан! – прозвучало заклинание Рейстлина. Огненный шар слетел с пальцев мага и ударил прямо в эльфа… и ничего не произошло. Копье, занесенное с нечеловеческой силой, пропороло доспехи Карамона, вошло в тело и пригвоздило богатыря к дереву. Воин-эльф рванул копье на себя, и Карамон осел наземь. Его кровь смешивалась с кровью, сочившейся из ствола. Рейстлин же с яростью, удивившей его самого, выхватил из кожаных ножен, которые он скрытно носил на руке, серебряный кинжал и метнул его в эльфа. И тот исчез, растворившись в воздухе вместе с конем. Но Карамон остался лежать на земле: его руку соединял с телом лишь тонкий лоскут плоти.